Основное понятие христианства, позаимствованное напрямую из иудаизма, – это понятие греха. История греха, с момента зарождения этого понятия до наших дней – это история триумфа. Осознание природы греха привело к росту «индустрии» и возникновению многочисленных институтов, которые занимаются этой «проблемой». Эти институты стали центрами экономической и военной мощи, которыми остаются и сегодня.
Распространяя идеалы иудаизма, скрытые тонким покровом «Нового Завета», христианство изменило саму природу взаимодействия мужчины и женщины. Христианство изменило отношение к одной непреложной константе в жизни человека – к смерти. Оно изменило степень свободы, с которой человек может выбирать, что думать и во что верить.
Язычество
В языческих культах страдания и несчастья также не оставались без внимания. Разница заключалась в том, что язычники считали, что несчастья постигают тех, кто не воздает почести тому или иному богу или богине. Таким образом, в страданиях и несчастьях человека были виноваты боги, на удивление подверженные человеческим слабостям и порокам, а не он сам, не его внутренние «пороки», обрекающие человека на вечные муки.
Еще одно важное различие между языческими и монотеистическими культами в том, что у язычников не было «официальной религии», которую обязаны были поддерживать все (что свойственно христианству). То есть вера в высшие силы не насаждалась и не поощрялась особо. Язычники проводили ритуальные обряды, но не исповедовали религии или учения.
К таким обрядам относились до мельчайших деталей разработанные ритуалы жертвоприношения (чаще всего в жертву приносили животных). Но «веры» или религии в ее традиционном понимании, такой как иудаизм или христианство, у язычников не было. Чтобы стать «последователем языческой религии», не нужно было принимать постулаты философской теологии, или принадлежать к «таинственному культу», в котором миф и ритуал были тесно переплетены. Это было совершенно необязательно.
В мифах человек находил подтверждение тому, что он находится во власти богов и является заложником их гнева, который может ощутить на себе в любой момент. Павсаний, греческий географ II века нашей эры, не верил в диковинные истории и мифологию. Но в одном Павсаний был точно уверен: все рассказы о голоде, землетрясениях и катаклизмах прошлого были правдой. Они напоминают нам о том, как беззащитен человек перед лицом природы.
Таким образом, «быть последователем языческой религии» означало, по существу, принять эту традицию прошлого, представление о том, что гнев богов выражается в бунте природы, и что богов можно умилостивить жертвами. Именно этот страх перед самой природой (то есть богов, которые ею управляли) заставил язычников принять иудаизм и христианство, - религии, в которых бог имел власть над природой и мог уберечь людей от катастрофы.
В то время как в языческих культах боги жили в мифах, в иудаизме и христианстве боги жили среди людей, у их веры была не мифология, а история. В языческих культах были «таинства», которым были причастны лишь избранные. В монотеизме Бог обращался к человеку напрямую, без посредников («откровения»).
И неважно, что история монотеистических религий состоит из мифов, «позаимствованных» из других культур и обряженных в одежды псевдоисторичности, как «История Израиля».
Язычники были нетерпимы к евреям и христианам, религии которых не признавали других богов, кроме их собственных. Распространение и насаждение христианства обострило конфликт между религиями, и религиозная нетерпимость, заложенная в христианстве, стала нормой, а не исключением.
Распространение христианства
Христианство принесло открытое принуждение к принятию вероисповедания. Фактически, по современному определению культа как группы, которая использует манипуляцию и контроль сознания, чтобы вызвать поклонение, христианство является Матерью всех культов.
Крепнущая христианская Церковь средневековья не стеснялась применять насилие к иноверцам, а также к другим христианам (именуемым «сектантами»), которые исповедовали менее фашистские религиозные взгляды. Конечно, в этой связи возникает вопрос о христианских мучениках. Возможно ли, что все истории о христианских мучениках – это апокрифы о язычниках, которые сопротивлялись введению христианства, только с незначительно измененными деталями?
Платонизм
Между тем, в период перехода к христианству существовала еще одна группа – платоники, философы-язычники.
Существовали два направления платонизма:
- первое учило, что познать Бога можно только путем познания самого себя и исследования своей души (познавая себя, познаешь Бога);
- второе было сосредоточено на чувственном восприятии мира, познании его красоты и совершенства как средства познания Бога (познавая мир, познаешь Бога).
Учение платоников было известно любому образованному человеку того времени, в том числе евреям и ранним христианам. Тем не менее, только в одном из интеллектуальных кружков евреев Александрии эти идеи получили неожиданную интерпретацию: человек не может познать самого себя и тем самым познать Бога, он должен отказаться от всех попыток познать себя и полностью положиться на милость Бога. Божья благодать может снизойти на избранного, но никто не должен думать, что он может выбирать Бога и сам достичь благодати.
Христианские богословы приняли эту идею и слегка видоизменили ее в соответствии со своими новыми представлениями о Христе и искуплении.
Многие языческие понятия были позаимствованы христианской теологией, но главное различие между язычеством и монотеизмом в том, что появилось понятие греха, вину за который нес человек, а не боги. Язычники никогда не ощущали потребности умереть с чистой совестью, не просили отпущения грехов перед смертью, и эффектные сцены отпущения грехов на смертном одре, принятые у христиан, когда все молились, чтобы умирающий попал в Царство Небесное, было в новинку и быстро распространились.
Язычники молились мертвым, евреи и христиане молились за них.
Страшась своих неизбежных ошибок и греховной природы, христиане молились о том, чтобы мертвые «замолвили за них слово» перед Богом. Христиане, как и язычники, соблюдали ритуалы пиршества и празднования смерти (тризна), но представление о заступнической миссии умершего придавало проводам в иной мир новый смысл.
