Самый откровенный вымысел играет в творчестве Рэя Брэдбери значительно большую роль, чем у многих его собратьев по жанру. Рэй Брэдбери обычно балансирует на грани фантастического допущения и сказочной выдумки, нередко сознательно переступая границу и попадая в страну сказки. Блуждая в космосе, его герои попадают не в гипотетические миры, а из одной аллегорической поэмы в другую.
Творчество
Описание Марса у Брэдбери лишено железной логики условного, которая после общества селенитов Уэллса и «саламандровой эры» Чапека может показаться необходимой чертой фантастической сатиры.
Общество марсиан у Брэдбери напоминает то современную американскую цивилизацию с ее равнодушным практицизмом, то обитель золотого века в духе легенд об Эльдорадо. Эта тяга фантаста к пантеону народных легенд и поверий, уже почти позабытых самим народом ради героев вестернов и комиксов, к традициям романтиков начала минувшего столетия была не случайна. Поэтическое обаяние заведомого вымысла, он предпочитал эстетике строгой логической конструкции, эмоциональная стихия, преобладала в его творчестве над аналитической. Он с самой радостной восторженностью отдает должное научному гению, который обещает человечеству в подарок новые Земли и Солнца. И вместе с тем он ругается на то, что наука может отнять у него ощущение чуда жизни, чуда, «которое мы не в силах объяснить».
В работах писателя есть мятежное стремление достичь вершин познания, шальная мальчишеская мечта: осалить Солнышко — и стремглав обратно! И желание притормозить, приостановиться, чтобы не сойти с Тропы; чтобы не оторваться от некоей ценностной базы, накапливавшейся тысячелетиями, чтобы чудища из металла, пластмассы, электричества и внутриатомного огня не закружили цивилизацию в безумной центрифуге противоестественных скоростей и не сбросили в молчаливое Ничто. Есть и восхищение машиной как средством раскрепощения человеческого разума от насущных забот: машину «ты высылаешь перед собой с шумом и стрекотанием, в то время как сам идешь сзади, спокойно философствуя» (рассказ «Конец начала»). И тревожные опасения, что те заботливые, услужливые машины несут угрозу нравственного вырождения: они освобождают человека от труда и тем самым лишают его источника непосредственных, чувственных контактов с природой и с другими людьми; распадаются сердечные связи в семьях, подавляется творческий импульс, развиваются паразитические, разрушительные наклонности (рассказ «Вельд»).
Есть новые люди, мужественные, сердечные и бескорыстные, достойные послы земных красот и разума в космосе, приникающие к поверхности Солнца не только с чашей для уловления огненной плазмы в манипуляторе гениально сконструированной ракеты, но и со строками Шекспира на устах. (Рассказ «Золотые яблоки Солнца»). И в том же будущем веке, в том же пространстве, на таких же совершенных ракетах, произведенная той же земной почвой - шайка индивидуумов с кругозором хорьков, с моралью гиен. Не золотые блики Солнца привлекают их в космическом саду Гесперид, им бы только погнуснее испакостить этот сад: посшибать из ружья хрупкие башни ажурных марсианских дворцов, белеющие в сиянии двух серебристых лун, и облевать пьяной кислятиной великолепные мозаичные полы храмов и общественных помещений («Марсианские хроники»).
Рэй Брэдбери – кто он?
Кто же такой Рэй Брэдбери? Язвительный критик американского образа жизни, сатирик, ненавидящий «римлянина по имени Статус Кво» и изрекающий горькие истины во имя живительных перемен? Мудрый старовер, оттаскивающий своих сограждан от экранов телевизоров и зовущий их погреться у камина одноэтажной Америки, - погрезить на ее зеленых лужайках, - напоенных «вином из одуванчиков»? Романтический поэт покорения космоса, лелеющий надежду на то, что человечество, «рассыпавшись во все стороны» и засеяв Вселенную, восполнит количеством - недостаток нравственного качества и навсегда застрахует себя от возможной гибели?
Среди дилемм, осаждающих сознание писателя, можно выделить одну, едва ли не основную. В рассказе «И грянул гром» участник охотничьей экспедиции Экельс (легкомысленный турист в прошлое, искатель острых ощущений) в паническом страхе перед грозным ящером сходит с антигравитационной Тропы, которая изолирует его от неприкосновенного мира прошлого, и случайно убивает бабочку. От этого изменяется ход естественной и общественной истории, и, возвратившись в год своего старта, 2055-й, Экельс застает не ту Америку, которую он покинул, а значительно худшую - стоящую на пороге фашистской диктатуры. Шорох крыльев уничтоженного насекомого, усиленный гигантским репродуктором множества тысячелетий, превратился в мощный гром, раскаты которого оглушают самого Экельса в его предсмертный миг. Этот мотив лавины, нарушенного равновесия между природой и человеком, мотив ошибки, допущенной где-то в истоке, в конце концов прогремевшей убийственным выстрелом над ухом рядового человека, - мотив, характерный для лихорадочно-нервных раздумий Брэдбери. Он мечтает об уравновешенной цивилизации, где противоречивые тенденции развития укрощались бы эстетическим чувством меры.
Чтобы распространить жизнь в мироздании, завоевать человечеству бессмертие, нужно действовать сообща со всеми, быть солдатом в общем строю. Но тогда возникает трагическая коллизия. В разгаре этого стихийного марша чуткий человек начинает замечать, что колонны освоителей Вселенной сбились с пути. По отношению к покоренному простору они остаются чужаками, оккупантами, равнодушными к его красоте и гармонии, и жизнь, которой они засеяли космос, чревата собственной гибелью.
Брэдбери переживает как личную трагедию и одиночество Америки в мире. Размышления о национальной изоляции обостряют и отчасти питают его чувство «космического» и социального одиночества. Он содрогается при мысли о том нелицеприятном остракизме, каким могут отплатить американцам народы, третируемые отечеством Брэдбери как второсортные.
Мысль о неизбежной расплате за попрание чужих святынь, за неуважение к чужой культуре (проистекающее из пренебрежения своею собственной) окрашивает «Марсианские хроники» в тона специфически американской проблематики. «Зеленое утро» колонизации Марса героично. Первые люди, ступившие на почву Марса, подобно пионерам североамериканских лесов и прерий, подобно героям Фенимора Купера, мужественны и благородно-чистосердечны. Несмотря на первые неудачи, земляне упорствуют, ибо возлагают на космический Новый Свет самые радужные надежды. Все новые волны переселенцев захлестывают Марс. Здесь, думают люди, мы окажемся вдали от войн и правительственного режима, здесь мы заживем по-новому. Но вместе с ситцевыми занавесками, цветочными горшками и поэтическими земляничными окошками люди импортируют на Марс все противоречия и пороки старой цивилизации.
И Марс стряхивает с себя пришельцев. «Хроники» завершаются так же, как и роман «451 по Фаренгейту», - огненной гибелью земной культуры и надеждой кучки уцелевших людей на то, что вырастет. Две семьи перебираются «на другую сторону реки» - на Марс. Они не повторят старых ошибок...
Вряд ли Брэдбери считал всесокрушающую войну неизбежным событием будущего. Но та роль, которую он ей отводил в своей фантастике, не сводится к одним предостережениям. Ее кошмар ярче оттеняет веру в наступление очистительной перемены. Однако верил ли он действительно в будущее торжество этого беззакатного «зеленого утра» человечества? Должно быть, верил, и сомневался, и отчаивался - и снова верил. Чутьем поэта верил он в тройственное согласие между личностью, обществом и природой, которое будет установлено, если основой его станет человек с душой, «лежащей к красивому», - не оккупант, а садовник вселенной. Он верил в мирную красоту вселенной, которая рано или поздно настигает и ошеломляет человека посреди его неустойчивого искусственного комфорта и возвращает его на Тропу.
